РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВЗвательный падеж
Александр Никифоров
30-06-2025 : ред. Евгений Паламарчук
Александр Никифоров родился 29 февраля. Живет в Великом Новгороде. Читает и пишет.
***
Мир растворим. За водостоком
съедает зрение кого-то,
а мы сидим и говорим
про то, что мир неповторим.
За той секундой рвется пропасть
и если что, то примет полость
запечатление сетчатки.
Мир растворим. Мы в нем осадки.
В дырявой туче признак света.
Уже озвучена примета:
дожди к морозу. Для гипноза
стучит по темечку вода.
Мы здесь обычно навсегда.
И тот прохожий, даже эти.
На промежуточной планете
в нас растворимы были дети,
их забрала к себе вода.
Мир — растворимая еда.
Вороний глаз заметил прибыль.
Мир взят под коготь — был и выбыл.
Я выпил залпом, чтобы мимо
ушла шальная череда.
Мы здесь обычно навсегда.
Трапеза
Не верь мне. Не верь мне. Я
себе самому не верю.
Нужны ли они — поверья?
Живее без них Земля.
Заманит закон частиц
шагов перебор в прогулку.
Я вижу обрубок булки,
движение птичьих лиц.
У птиц существует еда.
Что я? Собираю воздух,
чтоб было всегда не поздно,
чтоб было всегда — всегда.
Ток выкачан фонарём.
Смотрю, как теперь сорока,
смотрю, как под ним сорока
сражается с воробьём.
Танцполу синхронно цикад
туман забирает губы,
глаза улетают к югу
дыхание тянет сад.
Где тело мое плывёт
над рваной батона раной,
пернатые входят в нирвану
за брошенный углевод.
Не верь мне. Не верь мне. Вот,
искать я тебя не буду.
Меня наливают в посуду.
Меня выпивает рот.
Вином быть того, кто слышит —
не самый плохой исход.
Потеря праздника
Из пограничной зоны сна
переизданием тиражным
жизнь проштампована витражно
и все что было — не она.
И все что будет — будет рядом
с заброшенным бесплодным садом,
оставленным на бой жуков
за пограничной зоной снов.
Тебя ругает злой редактор
за то, что ты еще не запил,
за то, что из соленых капель
выходят горькие слова.
Журавль кусает в небе воздух,
нашел себе такой он отдых,
а для тебя — релакс и подвиг
гулять по кругу из теней.
Из заключенного в ограду
заброшенного в дикость сада
слышна война жуков за правду,
а правда — вымысел ветров.
Редактор правды в алко коме,
его сотрудники на зоне,
их кости ноют от оков
за пограничной зоной снов.
А ты похищен межстраничным
в том месте, где закладка тычет,
и с потрохами, и с поличным
зарезервирован покой.
Спроси меня, я дам, что хочешь
и что найдешь твое и в общем
я не леплю себя нарочно
к осуществлению вещей.
Хранит живот мои расклады,
фрагменты слов, пути шарады,
названья ядов и преграды
освобождения любви.
Не жалко, только очень больно,
что время льется произвольно
и дважды не войти в застолье
одно, как греки говорят.
Ты слышишь флейту Диониса?
Над нами в воздухе зависло
трезвучие времени и смысла
и действа летнего дождя.
Не получается быть пьяным.
Все потому что спрятан праздник:
его увез в себе уазик
за инфракрасный свет звезды.
И звуки флейты затихают.
***
На улице, разбавленной водой,
явления расходятся с глазами,
что тайной было только между нами,
без нас живет отдельною судьбой.
Такие устаревшие слова:
судьба и тайна, даже “между нами”,
шуршат они сухими лепестками
забытого когда-то волшебства.
И ты забыт собой, а вся ботва —
для схрона ДНК и прочей дряни,
землистый звук застыл в ушной мембране,
короче всё — и смыслы, и слова.
И улица, и город, и страна
размыты и размазаны слезами,
что тайной было только между нами,
теперь уже не тайна ни хрена.
***
горбатый аист знает, в чем его награда
сидеть на вздохе облака и быть
ребром, крылом, пером, ячменным взглядом,
лететь над миром в согнутую нить.
а ты лежишь у входа в муравейник
вот ты лежишь у входа в муравейник
вот ты идешь сжимая нор тесьму
вот ты считаешь свой остаток денег
вот ты живешь, не зная почему
DuckTales
Кроши батон, так крошится без меры
пространства ёмкость, смысл бытия.
Утиный клюв сжимает атмосферу,
подарит благодарное: кря-кря.
Болтают утки о своем, на птичьем,
ты явственно в утином языке
расслышишь перевод из Ницше:
держи от мира сердце вдалеке.
Гамма памяти
я помню как раньше я помнил другую тебя
возможно что помнил другой бывший мной
вот свежая память пришла
она продолжается нотой
подвинет её растяжение гаммы
ты знаешь секрет?
вся музыка — паттерн известного
пространство за нотой знакомо
от этого радость
так химия мозга играет со звуком
и память работает также:
что узнано будет — известно
кому через годы ты вспомнишься
в новых созвучиях, известных давно,
но узнанных в будущем?
о, памяти гамма,
куда ты ведешь?
Признаки наблюдения
Кто тебя водит мостами и брегами,
где переходы: не там ли встречать
признаки жизни? Под тучами пегими
призраки дымкой речной зажурчат.
Что за маршрутами мира короткого,
есть ли там вздохи реальных людей?
Всё на местах. Конвоиры здесь кроткие:
утки, отеки в глазах голубей.
Площадь укрытая в парковый иней,
до коридора сойдет из имен,
зрение светодиодом подвинет
строчка движением в холм.
Кто тебя видит? Не тот ли, кто водит?
Или не в образ он смотрит, а за?
В инее площадь. Фокус наводят
перья раздвинув больные глаза.
Похищение правды
Из орнамента лесов
оторвался зверь.
Тенью скреб фасад домов,
заползал под дверь.
Время вывернуто вспять.
Станет ночевать,
в голове, на сердце спать,
прилагать печать.
Зверь замрет, но рядом сон
складывает свой.
Он войдёт в твой тихий стон
гривой вековой.
В память втянут, в переплет
всех, что были, книг.
Переврёт, перевернёт
правды чистый лик.
Ты проснулся, видишь: лес
мнется вдалеке.
Дикий зверь в него полез
прямо по реке.
Приглядишься в полый след —
только серость, мгла.
Правда в том, что правды нет.
Правда умерла.
***
Какой-то яд подмешан в воздух.
За градиентом тощих ив
туман приблизит невозможность,
дома и парки проглотив.
Выходит солнце из запоя
и ничего не говоря,
уходит молча выпить с горя
в немую влажность октября.
На горке лысой рак присвистнет,
остынет медленно земля,
возможно, только в прошлой жизни
здесь пух теряли тополя.
От тех чудес, что намечались
похмельный мучает синдром,
так странно, что ещё осталось
отложенное на потом.
Так странно, что не беспокоит
потеря лет, потеря зим.
В окошке мерзнет каланхоэ,
примерив лампы тусклый нимб.
Связь с домом? Или, может, выше
тебе напомнят: дорог свет,
зачем вообще в туман ты вышел,
лишившись значимых примет?
Наводит линия порядок
в высоковольтных проводах,
а ты, как мир, пришел в упадок
по траектории листа.
В ногах шуршит значенье полых
растений — межсезонья лаг,
ты на вершине горки голой,
свистишь, как тот фольклорный рак.
На свист бежит бездомный пудель,
конечно, черный — как смола.
Жизнь отражается в посуде,
скажи спасибо, что была.
b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h
Поддержать проект:
Юmoney | Тбанк