РАБОЧИЙ СТОЛ
СПИСОК АВТОРОВТатьяна Злыгостева
29-04-2015 : редактор - Василий Бородин
Невозможный единорог
***
Готический упорный долгострой -
Гремящая схоластика его,
Насильственная, тяжкая детальность
(Но взгляда все равно не оторвать) -
Вдруг обернулся солнечной руиной.
Где был собор - теперь сухой асфальт.
Что ж, до свиданья, зимние дары!
И пористого снега интегралы,
И новогодний елочный портал,
Распахнутый в чудесные миры,
И все, что те миры пообещали, -
Прощайте!
Безусловно, навсегда:
Как хрупкая и сложная игрушка -
Зима сломалась.
И апрельский звон
Метафор неглубоких, но красивых,
Толпится в переполненном фойе.
Пространство постепенно, с каждым днем,
Становится на тон один теплее.
Ползет росток - ребенок простодушный -
Земля уже заботится о нем.
И спрашивает, шею наклонив,
Большой, серьезный тополь у куста:
Ну как ты, братец? Как твои дела?
Как драму пережил?
Точнее, зиму.
- Мне худо было, братец, но теперь,
значительно,
значительно
получше.
И старый тополь расправляет спину:
Ну, слава богу.
И
идет
весна.
+++
И кажется этот свет, весь, который скопился за зиму -
Падает не под углом, но плашмя, и прижимает меня к земле.
Идеальное отчаянье существует - это когда ничего не сказано,
И падает ручка на пол, и пустота пульсирует в голове.
И капают звуки на темечко - дзинь, дзинь, дзинь,
И засыпаешь, но спать - не хочется.
Муть, которая в счете конечном - жизнь,
И жизнь, которая катится в одиночество.
Прорастает трава на сыром газоне,
Возникает инверсия в предложении,
Замирает свет в середине дня
На цветке, на изгибе его стебля.
А как только заходит речь о моей персоне -
Сила тяжести ухает в предвкушении
И моментально удваивает себя.
***
Пропущенные через забвение,
Воспоминания возвращаются чистыми,
Забвение отмывает кровь,
Зубную боль, неудержимые желания,
Спазмы сосудов, отсутствие смирения,
жалость.
Я лежу в темноте и разглядываю
Живые картинки изнутри собственной памяти.
Я вижу конец июня,
Старое футбольное поле
На заднем дворе
Технологического Университета имени Циолковского.
Поле, заросшее клевером и травой.
Идет дождь. На мне - синее платье,
Бледно-рыжие туфли со шнурками,
Коричневое полупальто.
Я разговариваю по телефону,
Тревожусь о будущем.
Будущее наступит завтра:
Еще одно маленькое будущее,
Жизнь внутри жизни,
Небольшой отрезок,
Другая возможность.
Пахнет мокрым клевером,
Ботинки промокли, разговор закончен.
Я возвращаюсь в здание,
Поднимаюсь по лестнице,
Захожу в помещение
И включаю кофемашину.
***
Жизнь началась, другое дело — как.
С чего земля таких извергла тварей,
Что нужно было им иметь по паре,
Чтоб продолжать. Казалось бы — пустяк.
Но все решает.
Зачем из темных и глубоких недр
Нас вышел рой — упрямых пчел бессонных?
Сквозь толщу, сквозь бездушные слои
Зачем заговорили о любви?
Могучий дуб, береза, ель и кедр
Плодят вокруг свой шум неугомонный.
И это — идеальная система:
Есть алгоритм, условия и сроки,
Прийдет пора — и новый дуб взойдет.
Но человек — без алгебры живет.
Над ним не властны прошлого уроки.
Ни алгоритм, ни заданная тема —
Не в счет.
Но старый принцип (я — лишь половина,
Вопрос— чего?) —
Куда меня ведет?
Туда, где толща первозданных вод,
Там зверь морской, кипучая пучина,
Там женщина становится мужчиной,
Мужчина порождает там дитя,
Там нет того, что я люблю тебя,
Но следствие — в соитии с причиной.
Зачем земля исторгла эту жижу?
Зачем вода нас вытолкнула — жить?
Я вынуждена сущее любить,
Формат его, но принцип — ненавижу.
***
Культурный код - лишь список, картотека,
Он выдает неправильный ответ,
Что компас веры - чуткий оберег:
Спасен надеждой тот, кто верит слепо.
Блистательно, но правды в этом нет -
Надежда иссушает человека.
Сужается до точки панорама,
И, двигаясь, плодит она круги -
Штурмуют стены разума упрямо
Пустых надежд безумные полки.
Что день, что ночь - возможного картины
Встают, как часовые, на пути.
Пока я здесь - весь мир проходит мимо.
Надежда, будь любезна, отпусти.
Невыносимо.
Там, за стеной, растет огромный день,
Его грибница ширится, ветвится,
Там три вороны, сойка и синица,
Там рысь, куница, белка, воробей,
Там множество предметов и людей -
Там то, что есть. А здесь мне только мнится -
Я слышу то, как на другом конце
Москвы ритмично, ровно бьется сердце,
Я вижу, что не спит его владелец,
Я знаю, кто сейчас ему звонит.
Все это называется любить,
По мне - так снится.
Надо бы проснуться.
Сварить обед, цветок пересадить
(он будет белым, этот гиацинт),
Погладить скатерть, стопку полотенец,
Помыть посуду, выглянуть в окно,
Быть может, люди правду говорят:
Пришла весна, снаружи зреет март.
И будет там потом сухой асфальт,
И сдутый мячик, и чужие дети.
Пусти, надежда, там, на белом свете,
Так много жизни,
правды,
боли,
смерти,
отчаяния,
воздуха,
воды,
продуктов,
поездов,
зарплат в конверте,
дыхания,
частот,
кирпичных зданий,
жучков, бумаги,
бабочек и змей.
Там всюду счастье гонится за нами.
.............
С крыш капает и суетятся птицы,
День двигается медленно, с трудом.
Я жду того, что больше не случится -
Ни нынче, ни когда-нибудь
потом.
+++
Иногда я открываю дверь и вхожу в ту комнату -
Большую квадратную комнату с панорамным окном.
Войти теперь можно только через одну дверь,
Но когда-то в нее можно было попасть
Из кухни, из коридора, с круглой террасы,
За которой сначала - кадки с розами, туя,
Грядка с земляникой. Потом - огромные цветущие каштаны,
Газон. И еще дальше - пшеничное поле.
А потом - лес. С другой стороны - четырехполосная магистраль.
(После того, как ураган поломал все деревья,
Ограждающие дом от магистрали,
По ночам я стала просыпаться от грохота фур,
но потом привыкла.
А в другом доме меня будили колокола,
и мокрый снег ложился на зимние растения в горшках на балконе,
и была красивая елка,
но туда я больше не захожу.)
Я открываю дверь в эту комнату ночью,
Каштаны светятся молочным светом,
Они большие, красивые и страшные,
От них идет тревожный и сладкий запах,
Как будто вместо лунного света
На эту майскую ночь льется ликер Бейлис,
Разбавленный полынной настойкой,
Хотя какая полынь в мае и в этой части земли,
Где тротуары такие чистые,
Что почти никогда не нужно мыть туфли.
Я сажусь с краю длинного черного стола,
Потом приподнимаюсь и тяну за шнурок светильника.
Включаю ноутбук и начинаю писать письмо -
Никакие парадоксы коммуникации,
Никакие обиды, непонимание, ярость,
Гнев, страх, неумение найти нужные слова -
Ничего из этого - не мешает рассказывать.
Я рассказываю тебе разные важные вещи:
Как в июле 1988 года я сидела на газоне во дворе дома,
Наклонилась, посмотрела внутрь травы и увидела там целый мир.
Как зимой того же года я открыла шифоньер и достала с полки
Два совершенно одинаковых платья - но одно было розовое,
А другое оранжевое. С каждого глядел жираф. Я испугалась.
Как в октябре 1990 года я прибавляла два к двум -
Я знала, что должно получиться четыре,
Но никак не могла почувствовать, что это правда,
После знака равно притаился какой-то подвох,
Зиял черный провал,
Мне не хватало доказательств того,
Что это действительно так -
2+2=4
Хотелось заплакать -
Мир прячет что-то важное,
Обманывает.
Как на первое мая 2005 года выпала Пасха,
И я пошла в магазин за фисташковым мороженым и нарциссами.
Я шла по Золотодолинской улице, был солнечный день,
Идти было тяжело - я несла в слинге трехмесячного ребенка.
Когда я двигалась обратно - вверх по Золотодолинской -
То вдруг все поняла - как Господь наш отдал жизнь
за всех нас, как он смог, зачем он это сделал -
И вдруг вся улица пошла золотыми лучами,
И такая радость была в сердце, несмотря на то,
Что я знала, что вечером дома будет большой скандал -
Ни один праздник в этом маленьком доме, в маленькой комнатке
В общежитии для научных сотрудников еще не обходился без скандала.
Или как в апреле 2007 года я писала дипломную работу
И чувствовала, что моя удивительная, новая, чудесная теория,
Не подкрепленная никакими предыдущими научными исследованиями,
Вот-вот приобретет четкие очертания, что я очень скоро найду недостающее звено,
Которое объединит в одно остальные, разрозненные, звенья,
Но этого не произошло.
Или как один человек, сидя напротив меня за столом,
Сказал: "Чудеса - это просто", поднял левую руку,
Щелкнул пальцами, и они начали происходить.
Мы собирались измениться друг ради друга.
Но этого не произошло.
И в этом месте поток печальных воспоминаний
выталкивает меня
Из волшебной комнаты с каштанами, бейлисом и полынью.
Я стою на пешеходной части незнакомого проспекта.
Мне тревожно:
Два плюс два не равно четырем!
На месте знака равно зияет черный провал.
***
Беляево, Коньково, Теплый стан.
Спасутся все - кто сел последним в поезд
И кто билеты покупать не стал,
Кто сдал.
Кто ждет трамвай, а в Ясенево - осень.
(Растет листа лирический накал -
Зеленый склон, а там стоит осина,
И взгляд ее - медовое стекло -
Как ножик в спину.)
Спасется тот, кто тихим был, как мышка,
Спасется тот, кому не повезло,
Кто любит снег, кто не читает книжек,
Спасется тот, кто умер, тот, кто выжил.
Спасется дуралей
и третий лишний,
В раскаяньи замеченный злодей,
Кухарка, повар, муж, любовник, друг.
Воистину - спасутся все вокруг!
Но не спасется человек, который
Открыл в себе портал,
куда нельзя,
(не все для человека в тех местах -
возможно, безопасно, применимо)
И заперся с чудовищами там
(я слышу, как они с тобой играют).
Ты думаешь, что ты властитель там?
Где в собственных зияющих глубинах
Добро и зло вообще неотличимы?
Где ищущий испытывает страх?
Когда себя считает властелином
Спасения взыскующий, то Бог -
Его не слышит.
Нет. Не ты создал.
Мы не творцы, мы все проводники.
У ада заколдованы круги,
Господь не подает тебе руки.
И прячется в тумане Беатриче.
Иди на свет, закрой скорей портал.
Внутри темно - тебе не хватит спичек.
Вот - мир. И он для всех - здесь все бывает.
Поет во льдах
Искристая форель,
Февраль,
Но на Москву идет апрель,
И люди, что друг друга убивают,
Потом берут кота с собой в постель.
Садовник, правда труден этот сад,
Но не тебе судить, кто виноват.
И тот предел, где нет добра и зла -
Не ты создал.
Но тот, кто нас создал, -
Он есть везде, а нет его - нигде,
Он от твоей структуры независим,
Сакральное - не посылает писем
На точный адрес. Ты ему скажи,
Что у тебя особенное дело -
И жди сто лет, чтоб слово долетело.
Но есть ответ -
когда вопроса нет.
Любовь и Бог - все это просто свет.
И сколько мир через тебя получит
Зависит (пыль танцует - видно лучик)
От пропускной способности души.
Когда постигнешь: благо - суть поток.
И тот поток пронизывает сердце,
Тогда в твое поверю я блаженство.
Но если от себя уйти не смог,
То хвастаться блаженством не спеши.
Беляево, Коньково, Теплый стан.
Спасутся все. Сольются все с основой.
Я - отдаю, но получаю снова.
Эм си квадрат, мой милый,
аз воздам.
***
Как хочется поехать на трамвае!
Сквозь солнечную, светлую Москву.
С тех пор, как ты меня одну оставил,
Я осознать пытаюсь Абсолют -
Быть может - это телу -
Нет предела,
Быть может, это -
предпоследний край -
Летит вперед пылающий трамвай -
Еще чуть-чуть, еще осознаешь:
Та веха, за которой ты умрешь, -
Не наступай.
А там, на грани,
Чует человек -
Еще немного - я дойду до сути.
Как хочется поехать на трамвае!
Преображенка - пункт начальный будет.
Мы по Большой Черкизовской плывем,
Потом на рынок резкий поворот -
Там все горит, сияет и цветет -
И в яблоках, тюльпанах - не умрет,
Но выплывет в Семеновскую морем -
Ботинки зачерпнули водоем,
Мы здесь однажды ехали вдвоем.
И повернем.
И снова повернем.
Внезапно! Сразу! Чистые пруды -
Ты мне звонил, когда я там стояла.
Хот-дог холодный, майонеза мало.
Как в кране - недостаточно воды,
Так воздуха - ты глупость говоришь,
Смеешься, полетели на Лубянку.
Как голуби воркуют спозаранку,
Не ленятся, так к речке повернем -
Какой тревожный, мутный водоем.
Москва-река, ты помнишь, я сидела
На маленькой скамейке, лето, дождь -
Ты позвонил, сказал, что очень ждешь -
У нас с тобой еще осталось дело.
А дальше - просто вниз по карте, вниз -
Там были карты всех морей возможных.
Мой Абсолют, я знаю, ты - не жизнь,
Но то, что с ней граничит.
Обернись -
И мой трамвай останется в Аиде.
Последний пассажир оттуда выйдет,
А я - останусь, призрачный маршрут
Идет по кругу.
Как мне зябко тут.
Из солнечного города -
В снега.
Мой Абсолют,
а ты не человек.
И у Тебя холодная рука.
Но трогает - и ты живой как будто.
Кто слышал то, как ангелы поют,
Тот плохо ест, подписывает чек -
А сам не видит -
цифры,
знаки,
буквы.
Мне хочется кататься на трамвае -
С тех пор, как Ты меня совсем оставил.
***
И, хотя Исида собрать не смогла Осириса
И осталась одна, как перст,
Почему-то меньше любви не сделалось -
Пей, Исида, соленую воду любви:
В этом море с цветными рыбами
Столько вод, сколько душ на небе!
Воспаленные, будто ирисы,
Опрокинуты в воду звезды -
Я могу умереть от нежности.
Я - огромная рыба,
Я - птица Рух,
Я - невозможный единорог.
Я плыву и лечу,
И бегу, и бегу упруго
По огромному морю,
По неземному лугу,
По веселому небу,
По темной ночи,
Что распахнулась окном,
Как оком.
Не догнать печали единорога
И не коснуться его рукой.
Светятся звезды моей вселенной
И соленое море светится,
И прозрачное сердце,
открытое
для
всего.
2009-2015
b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h b l a h
Поддержать проект:
Юmoney | Тбанк